О цикличности в развитии науки [1]

Рассматривая наиболее общепринятые в современном мире концепции развития науки, можно отметить, что все они характеризуются двумя важными чертами, которые мы назовем условно линейность и прогресс. Линейность предполагает наличие некоторой общей тенденции в развитии научной мысли, прогресс – постепенное совершенствование научной картины мира. Точнее говоря, после ряда колебаний, таких, как неблагоприятная для науки эпоха средневековья [2], мы можем наблюдать неуклонное развитие, которое может прекратиться разве что вместе с существованием человечества. Экспериментальный метод проверки научных знаний и математическая формализация самых разных отраслей науки рассматриваются как нечто неизменное, раз и навсегда установленное в так называемую эпоху Возрождения, которую отныне и навсегда следует рассматривать как отправную точку нашего научного развития.

Между тем нельзя не заметить, что объем информации, необходимой для успешной научной работы, неуклонно возрастает. Точнее, растет отношение И(изв)/И(нов), где И(изв) обозначает количество научных знаний, необходимых для получения новой информации, а И(нов) – количество новых знаний, созданных с помощью И(изв). Скорость этого роста с течением времени, по-видимому, будет только увеличиваться. Точно так же растет доля нетворческой интеллектуальной работы (ознакомление с работами в этой же области науки, постановка эксперимента, обработка данных эксперимента, оформление своих научных результатов) по отношению к работе творческой (собственно научное открытие). (Чтобы пояснить различие между этими разновидностями интеллектуального труда [3], скажем, что в первом случае работу можно передоверить достаточно совершенному искусственному интеллекту, во втором – нельзя.) Заметим, что в современном обществе развитие науки связывается прежде всего с ее финансированием, которое влияет в основном на нетворческую работу. Кроме этого, стоит отметить, что рост общественной значимости науки вызывает приток случайных людей, которые занимаются научным творчеством в основном из меркантильных соображений или ради тщеславия, а это не может не сказываться на ценности получаемых ими результатов.

Избежать дальнейшего ухудшения обрисованной ситуации частично помогает реструктуризация научных знаний, например, переход на более высокий уровень абстракции, после чего многочисленные частные теории уже не требуют специального знакомства и запоминания, а получаются как примеры теории более общей. Однако подобные процессы возможны не во всех отраслях науки, да и происходят они со скоростью, намного меньшей, чем необходимо. Иногда целенаправленное изменение структуры имеющихся методов и знаний вызывает обратную реакцию. Например, происходившая в Новое Время латинизация европейских языков, которая позже была признана вредной и вызвала течение делатинизации [4]. В настоящее время раздаются еще достаточно робкие призывы к деформализации математики и дематематизации естествознания [5] – как ответ на процессы, происходившие в науке в последние сто лет. Однако подобные течения следует считать не более, чем полумерами, тогда как основная гипотеза данной работы состоит в следующем.

 

Развитие научной мысли происходит не поступательно, а скорее циклично, в соответствии с законами диалектики. Время от времени в общественном сознании должны происходить кардинальные перемены, которые сопровождаются ломкой всей научной парадигмы и по своему масштабу сопоставимы с изменениями, происходившими в эпоху крушения античной культуры или во времена европейского Возрождения. Предполагается также, что в будущем подобные изменения будут происходить все чаще. Кроме того, возможно сознательное управление этими процессами. Отсутствие подобных изменений может привести к насильственному уничтожению старой культуры носителями более молодых культур.

 

Однако, прежде чем соглашаться или не соглашаться с выдвинутыми предположениями, следует уточнить, что мы имеем в виду, говоря о науке. Традиционно считается, что наука – это сфера человеческой деятельности, направленная на увеличение наших знаний о природе, обществе и человеке, на объяснение окружающего мира и изменение среды жизнедеятельности. Но это определение является достаточно общим и годится для многих других форм общественного сознания. Если же оно сопровождается какими-либо, пояснениями, то их характер явно указывает на науку нескольких последних столетий и не более. Поэтому мы, говоря о науке, будем учитывать следующие характерные для нее черты. Во-первых, изменения, вызванные развитием науки, воспринимаются современниками как наиболее важные из всех, происходящих в данный момент времени в человеческом обществе, как кардинально влияющие на дальнейшую судьбу нашей цивилизации (как вносящие основной вклад в развитие ноосферы). Во-вторых, наукой занимается наиболее передовая часть людей, занятых интеллектуальным трудом. Люди, достигшие успеха в научной работе, обычно имеют высокий общественный статус. Отклонения от этого правила вызваны скорее сомнением в ценности, в справедливости научных результатов, нежели какими-то иными причинами. В третьих, в каждую из эпох именно наука претендует на полный охват всех направлений творческой деятельности. Например, наука в современном понимании этого слова изучает живую и неживую природу, технику, мир художественных образов, духовный мир человека и человечество в целом, тогда как, скажем, религия, связана в основном с двумя последними направлениями. Отсюда очевидно, что в разные моменты времени ту роль, которую ныне играет наука, могли исполнять и философия, и религия, и этика, и даже политика. Иначе говоря, философские системы античности и теологические работы эпохи средневековья – это разновидности научной работы своего времени. Переход от одной формы общественного сознания к другой и сопровождается резкой критикой «предыдущей разновидности науки», ломкой устоявшихся представлений об окружающем мире, о смысле существования и т.д.

Поскольку критика богословия и ранних философских систем [6] хорошо известна, покажем, с каких позиций можно было бы критиковать современную науку. В качестве примера используем соображения религии и морали [7]. Итак, прогресс в науке необходим прежде всего для преобразования окружающей среды, естественно, в сторону ее улучшения. Но кто и каким образом определяет, что лучше и что хуже для человека? Почему, вместо того чтобы содействовать развитию нравственного чувства, современная наука обслуживает общество потребления, члены которого ориентированы прежде всего на получения максимального удовольствия от процесса жизни? Заметим, что для продолжения научных разработок, например, в автомобилестроении, электронике, фармацевтике необходимо успешное функционирование этих отраслей промышленности, а оно невозможно без искусственно создаваемого интереса к новым товарам и пренебрежительного отношения к морально устаревшим, хотя и успешно функционирующим. Но какова вероятность того, что потребитель, привыкший выбрасывать на свалку непрестижные вещи, не поменяет с такой же легкостью семью и друзей, заменив «устаревшие образцы» на более модные? Не перенесет ли он потребительское отношение к собственному дому на свое мировоззрение, веру, отношение к Родине? Вообще, идеальный с точки зрения современной науки человек – это, по-видимому, существо, прожившее свою жизнь без физических неудобств, не зная боли, болезней, а стараниями психологов избавленное также и от чувства страха, вины, стыда, раскаяния. Психологические изменения, вызванные изменениями среды жизнедеятельности, происходят практически бесконтрольно. А взамен подлинных переживаний человеку предлагается испытывать такие чувства, как любовь, горе, разочарование и надежда в безопасной искусственной форме, с помощью продукции массовой культуры. Эти искусственные чувства действуют, как прививки, призванные уберечь людей от настоящих заболеваний. Предполагается, что высвободившаяся психическая энергия будет потрачена на некую, неизвестно в чем состоящую самореализацию и на продление жизни, неизвестно зачем нужное.

Огромное значение в современной науке имеет экспериментальная проверка научных знаний. Между тем роль человеческого фактора при постановке эксперимента с трудом поддается определению [8]. Возможно, намного важнее выяснить, каков духовный и моральный облик экспериментатора. Точнее говоря, когда-нибудь те области научного знания, в которых возможно поставить классический эксперимент, будут считаться неинтересными и несущественными, а основное внимание будет уделяться тем сферам, где эксперимент фактически поставить нельзя или же крайне безнравственно, как безнравственно было бы проводить политические и экономические реформы исключительно из научного любопытства. Более того, во многих случаях именно доверие к ученому влияет на признание его открытий достоверными, как святость богослова влияет на богодухновенность его откровений. Заметим также, что соображения нравственности влияют на оценку некоторых научных результатов и в настоящее время. Даже если оставить в стороне открытия, влекущие за собой создание нового оружия, то в качестве примера можно привести теорию Дарвина, которая до сих пор наталкивается на неприятие, на попытки опровержения во многом из-за того, что представление о естественном отборе и борьбе за существование противоречит нашему интуитивному нравственному чувству. Кроме того, очень часто научные открытия оцениваются и с эстетических позиций: большинство ученых-естественников стремятся к симметрии и гармонии своих моделей, которая отражает их бессознательную веру в симметрию и гармонию природы.

Современная наука стремится создавать модели, с наибольшей точностью отображающие реальные объекты, забывая про нравственную роль ошибок, признание которых способствует обузданию гордыни. Кроме того, для любого верующего человека имеется заведомо непознаваемая сущность – Бог, которого следует любить, а не моделировать и не проверять экспериментально.

Большинство умозаключений современной науки основаны на использовании логики, которая в действительности сама полна парадоксов. Вместе с тем возможно развивать и другое мышление, не лучше и не хуже существующего, например, в большей степени художественное и синтетическое [9]. В научных работах зачастую восхищает их железная логика, их строгая доказательность, но не большего ли восхищения достойна сила духа, сила любви, заставляющая верить даже в абсурдные вещи? Что более ценно: безупречно логичное, но безнравственное рассуждение или нелогичный отрывок священного текста, который тем не менее может стать отправным пунктом для благочестивых переживаний? Кто из людей заслуживает большего уважения: умный подлец или благородный дурак? Почему наша система образования связана прежде всего с усовершенствованием рассудка, а не духа и не души? Почему молодые ученые должны выбирать тему своих исследований, руководствуясь не собственным душевным складом, пристрастиями, жизненным опытом, а наличием руководителя, перспективностью, «диссертабельностью», возможностями финансирования? Насколько полно реализуется творческий потенциал человека, когда возникает подобная «любовь к науке в заданном направлении»?

Теперь перейдем к обстоятельствам смены научной парадигмы. В принципе, у каждой эпохи имеются свои еретики, и отношение современников к зачинателям новой науки редко совпадает с отношением потомков. Вряд ли следователи, которые вели дело Бруно или Галилея, осознавали преступность своих деяний. А вообще говоря, существуют разные сценарии «ренессансов». Иногда они сопровождаются политическими и военными столкновениями носителей различных культур, иногда – целенаправленным уничтожением имеющихся знаний (пожар Александрийской библиотеки) [10]. В современном мире, на мой взгляд, более реален другой сценарий, когда носители старой и новой науки ведут себя, как два ученых, которые рассматривают шарик для пинг-понга и спорят о том, круглый он или белый. И о том, которое из двух качеств выражено в нем более сильно. Научная картина мира не становится неправильной, она становится неинтересной новому поколению людей. Важные когда-то открытия перестают быть значимыми. Не исключен вариант, что однажды ученые вспомнят о том, что плоская Земля покоится на трех китах или ее пронизывает пепельный ясень Иггдрасиль: разделение Вселенной на мир людей, рай и преисподнюю (осмысленные на новом уровне) окажется более важным, чем современные знания в области астрономии. Иногда прежние научные знания могут сыграть по отношению к новым ту же роль, что и алхимия по отношению к химии, то есть превратиться в источник разрозненных сведений, подлежащих объяснению и систематизации. При этом переход к новой системе знаний произойдет незаметно для современников, оправдывая принцип «большое видится на расстоянии».

Впрочем, аналогия с физическим зрением поможет нам пояснить еще одну мысль. Она состоит в том, что наше видение человеческой истории страдает тем же недостатком, что и видение физического мира. Представим себе человека, который смотрит на линию горизонта. Предметы, отстоящие недалеко от него, он видит во всех подробностях, более удаленные предметы видны более расплывчато, в них можно заметить лишь некоторые общие черты, наконец, вблизи линии горизонта можно воспринимать только смутную форму и цвет предмета. Но на основании своего жизненного опыта человек понимает, что в действительности и удаленные предметы обладают множеством мелких особенностей. Невозможность произвольно перемещаться во времени зачастую мешает нам понять, что то же самое справедливо и для истории человечества. Наблюдая революции в науке, мы бессознательно верим, что на сегодняшний день мы уже установили справедливость хотя бы самых главных, хотя бы самых основных законов этого мира. Возможно, в дальнейшем, когда новые ренессансы будут происходить все чаще и чаще, наблюдать смену наук смогут представители одного и того же поколения, и тогда отношение к смыслу человеческой жизни, к познанию и усовершенствованию мира станет совсем иным. Осмелюсь предположить, что цель науки состоит не в том, чтобы познавать и преобразовывать мир, а в том, чтобы оправдывать существование каждого человека в отдельности и человечества в целом. С этой точки зрения давние, даже отвергнутые впоследствии научные открытия могут быть столь же ценными, что и позднейшие, как важны для старого человека воспоминания о счастливых моментах юности, какие бы заблуждения не были источником этого счастья. Важно не то, чего ты добился в жизни, а то, как ты прожил эту жизнь. Это утверждение, справедливость которого для отдельного человека, наверное, признают многие, годится и для человечества в целом.

---

1. Статья, опубликованная в журнале «Проблемы человеческого риска», Институт Проблем Риска, №1, 2007.

2. Напомним, что именно эпоха Возрождения традиционно считается периодом становления науки как социального института.

3. Эти два вида деятельности могут напомнить читателю понятия рациональной и творческой деятельности у Канта, но отметим, что в отличие от Канта мы не считаем творческую деятельность прерогативой гениев.

4. См. «История английского языка», «История французского языка».

5. См., например, работы Шопенгауэра (“Uber das Sehen und die Farben”, цит. по Р. Карнап, Философские основания физики, М: Прогресс, 1971, стр.166-167).

Приведем также два более поздних примера, связанные с теми областями науки, где традиционно большую роль играет использование математических моделей.

«До сих пор еще встречаются рецидивы подобного подхода,.. когда в угоду красоте математических выкладок выхолащивается экономическая природа изучаемого явления… В качестве примера, по крайней мере, не вполне оправданного применения математики в экономике можно привести известный в анализе хозяйственной деятельности интегральный метод факторного анализа… Изложение аналитического аппарата финансовых операций ни в коем случае нельзя отдавать на откуп «чистым» математикам.» ( В. Ковалев, «Роль финансовых вычислений в обучении бухгалтеров и финансистов», послесловие к «Сборнику задач по курсу финансовых вычислений», Уланов.)

«Авторам кажется не совсем обоснованной чрезмерная «математизация» физики. Математика сейчас настолько развита, что позволяет почти под любое физическое явление подвести с полдюжины математических моделей, и с течением времени конкуренция идей и моделей физических постепенно стала заменяться конкуренцией моделей и построений математических. Возможно, это и неплохо, но слишком часто мы можем скорее нечто, нужное нам, вычислить (весьма экстравагантным способом), чем объяснить, почему нужно вычислять именно так и что, собственно, в реальном мире стоит за математическими выкладками. Хороший пример этой тенденции – квантовая физика с ее удивительной точностью вычислений и поразительно непонятным выбором способов и тонкостей решения.» (В.Ф. Шипицын, А.А. Живодеров, Л.Г. Горбич, Гипотеза структуры пространства. http://gipotesa.ilibrary. Ru /intro)

6. См., например, А.Ф.Лосев, «Диоген Лаэрций и его метод» (вступительная статья к изданию Диоген Лаэртский, «О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов», М: Мысль, 1979). Отмечая начитанность и достаточно высокий интеллектуальный уровень Диогена Лаэрция, Лосев указывает на ненаучность его работы с современной точки зрения, не упоминая, правда, о том, что подобная «ненаучность» была естественной для научных работ того периода.

7. См. также Ж.Ж.Руссо (об отрицательном влиянии науки и техники на нравы), Ф.Ницше («По ту сторону добра и зла», глава VI «Мы – ученые», сочинения в двух томах, т.2, СПб: Кристалл, 1998), Курт Рицлер («Физика и реальность», Physics and Reality: Lectures of Aristotle on Modern Physics at an International Congress of Science, 679 Olympiad, Cambridge, 1940, A.D., цит. по Р. Карнап, Философские основания физики, М: Прогресс, 1971, стр.171-176)

8. См., например, Goethe I.W. “Die Farbenlehre” (цит. по Р. Карнап, Философские основания физики, М: Прогресс, 1971, стр.165-166), М. Монтень, «Опыты» (II,12; III, 13, М: Правда, 1991).

9. См., например, Н. Бердяев («Самопознание», гл. VI, М: ДЭМ, 1990).

10. Здесь можно также вспомнить про такие события, как уничтожение культуры американских индейцев или разграбление буддистских и даосистских монастырей в маоистском Китае, но эти события были вызваны не внутренними для культуры данного общества, а внешними причинами, хотя тоже означали резкое изменение научной, религиозной и т.д. жизни.